В Воронеже открылся второй частный приют для бездомных


— Вы к Виктору Анатольевичу? — спрашивает меня мужчина. Он совсем не похож на бомжа. Я подумала, что это волонтер или помощник Виктора Кочнева — человека, организовавшего в Воронеже уже второй частный приют для бездомных людей.

— Вы здесь живете? — интересуюсь у мужчины, которого приняла за волонтера.

— Да. У меня дом в Борисоглебске был — сгорел. Я совсем недавно вернулся из мест не столь отдаленных. За кражи сидел. Вышел, а податься некуда. И ноги у меня больные. Бомжевать приходилось. Но теперь я тут.

Захожу в приют, что разместился в частном доме на улице 45-й Стрелковой Дивизии. Мужчина в очках в роговой оправе и с длинными волосами, как у поэта или музыканта, разливает в тарелки суп.

— Андрей у нас готовит на всех, — весело поясняет парень за столом. Видно, что ему очень хочется поговорить, рассказать о себе; даже про суп, стоящий перед ним, забыл. — Меня Ярослав зовут. Мы с мамой жили в квартире у бабушки. После ее смерти у нас накопилась большая задолженность по квартплате, и тетя с двоюродной сестрой оформили все на себя, а нас с матерью выставили за дверь. Потом выделили нам небольшой домик в Панинском районе, но жить там практически невозможно, и работы нет. А еще документов у меня нет. Мама осталась там, у нее пенсия маленькая, не хочу у нее последнюю копейку отбирать. Я на работу устроился! Каменщиком. В понедельник пойду: если не обманут и заплатят, буду работать. Потом образование хочу получить. Хочу водительские права. И маму хочу из того домика забрать.

Вроде бы и радостно, что человек пришел сюда не доживать жизнь, койку продавливая, а намерен выбраться из беды. Но все равно тяжело на душе, хотя атмосфера совсем не гнетущая. Вокруг прибрано, все одеты в чистое, улыбаются.

Очень любопытно, что в приюте делает интеллигентного вида мужчина в очках. Встретила бы его на улице — подумала, что это примерный отец семейства, по вечерам пьет чай и смотрит телевизор в окружении внуков. А мужчина, представившийся Андреем, начал свой рассказ просто: «Да бухал я по-черному».

— Пил сильно. Квартиру продал. С женой, тремя детьми и внуками редко общаюсь. Почти совсем не общаюсь. Не хочу их позорить, понимаете?

Оказывается, я угадала: Андрей был музыкантом — барабанщиком в ансамбле «Молодые голоса». Профессия и подтолкнула к пьянству:

— На свадьбах подрабатывал, рюмка-другая, и так каждый день, вот и забухал. Знаете что? Очень много добрых людей. Я иногда около «Робина Сдобина» стоял, пиво пил — это уже когда на улице жил, — подходили люди, давали денег. Просто так. Я и в подъезде неделю жил, на последнем этаже. Оттуда и попал в приют. Помню, сижу, как обычно, у меня тогда еще немного пива и колбасы было. Поднимается человек. Думаю, выгонит меня, кому бомж в подъезде нужен. А он спрашивает: вы кушать, наверное, хотите? Покормил. И рассказал про этот приют. Потом я узнал, что он пастырь.

— Какой, — спрашиваю, — пастырь?

— Адвентисты седьмого дня. Бог один, надо верить в него, а уж как именно верить — неважно.

Пастырь

— Я тоже адвентист, — говорит мужчина в инвалидной коляске; у него нет ног. — Почти всю жизнь в тюрьме провел, 22 года отсидел за грабеж, за убийство. Хотелось легких денег. А работать не хотелось. Пока сидел, мама умерла, брат квартиру продал. Меня сюда полиция направила. А ног у меня нет, потому что отморозил, когда на улице жил. И пил сильно.

Подошел Виктор Кочнев. Спрашиваю: а что это, мол, адвентисты тут у вас все? Секта?

— Да ну какая секта! У нас каждый верит, во что хочет. Но я всех, кто сюда приходит, прошу к Богу обратиться. И неважно, какой религии человек — христианин, мусульманин, буддист. Вы, пожалуйста, расскажите о проблеме. У нас всего 30 мест — в двух приютах. А в Воронеже не менее 500 человек, которым помощь нужна. Первый приют мы открыли в 2010 году. Когда в ноябре этот открывали, думали: станет легче, — а нет, не хватает мест, — говорит Виктор Анатольевич.

«Я не алкоголик, брошу, когда захочу», «меня все устраивает», «жизнь такая, не я виноват» — это слышишь от людей, живущих так, как раньше жили все обитатели приюта. Но те, кто находится сейчас в приюте, говорят по-другому. Меня поразило то, как им… страшно, что ли, стало.

— Меня сюда доставили из БСМП. Я там месяц прожил. Никакой травмы не было, просто врачи там добрые. Целый месяц жил, можете себе представить? — говорит худой, словно высохший мужчина, представившийся Александром.

Всего в приюте 17 человек, и среди них только одна женщина — Оксана, беженка из Луганска.

— Оксана, покажи руку, — говорит Виктор Анатольевич. Женщина закатывает рукав халата, а там переломанная, изуродованная рука.

— У меня нет документов, не хотят меня лечить, — говорит Оксана. — Я была на заработках в Москве, когда у нас война началась. Поехала в Луганск забрать маму и сына. Но забрать их не получилось. Когда ехала назад, в поезде украли документы и деньги. В Москве обратилась в социальную службу, оттуда меня направили в Белгород, потом — в Россошь. А в Россоши никто не встретил. И я добралась на электричке в Воронеж. Полторы недели жила на вокзале, потом позвонила знакомому, он рассказал про приют.

Оксана все время улыбается и неловко прячет больную руку в карман халата.

— У меня мечта — восстановить документы и найти маму и сына. Мне сказали, что их отправили в Ростов-на-Дону, но я не могу их там найти. И нигде не могу найти, я даже в «Жди меня» обратилась. Сыну 18 еще нет, а так бы на войну забрали. Я очень хочу увидеть сына.

Без мысли о вине

У Кочнева звонит телефон. Он включает громкую связь для меня. Женский голос просит забрать к себе несчастную, которая уже не первый день лежит у памятника Есенину. «Жутко, знаете, там к Новому году все украшают, гирлянды-елочки, и она лежит одна, никому не нужная, — говорит женщина. — Попробую убедить ее прийти к вам».

И я задумалась. Наверное, чтобы оказаться в приюте, нужно созреть, что ли. Перейти от «я не алкоголик, это жизнь виновата» к «я виноват и не хочу больше жить как раньше». Иначе в приюте делать нечего.

— У нас главное правило: живи так, чтобы не мешать другим, — Виктор Анатольевич подтверждает мои мысли. — Был тут один артист бродячий, с собачкой. Собачка-то прелесть, а вот хозяин… Не хотел за своим зверем убирать. Так нельзя у нас. И пить у нас, конечно же, нельзя, и хулиганить. Надо уважать тех, кто с тобой живет.

Вижу бабушку, сидящую напротив. Я подумала, что она тоже живет в приюте, но оказалось — волонтер. Правда, ее это слово рассмешило:

— Ну да, волонтер я, наверное. Мы с еще одной такой же, как я, старушкой ходим по людям и просим помочь — одежду ненужную, еду, да что угодно. И добрые люди много всего отдают.

— У нас ведь в приюте никто не работает, — добавляет Виктор Анатольевич. — Не берут на работу потому что. Живем тем, что пожертвуют.

Я хочу окончательно выбить из своей головы стереотипы. И думаю о том, что ведь таких людей, как те, кто живет в приюте, не принято жалеть. Мыслят ведь как: кошечку и собачку жалко — они не виноваты ни в чем, себе не способны помочь. А люди сами виноваты, что дошли до такой жизни, вот и пусть живут, как заслужили. Не было ли у Кочнева таких мыслей?

— Это все равно как если бы вы пришли в больницу с простудой, а вам врач сказал: «Вы шапку не носили — вот и простудились, сами виноваты, я вас лечить не буду», — отвечает Кочнев. — Я не задумываюсь, виноваты ли они. Просто хочу им помочь. У меня мечта есть: хочу завести небольшое хозяйство. Нам это очень нужно, приют — не ночлежка.

Почти от каждого в приюте я слышала это слово — «мечта». А у многих моих знакомых, людей с квартирами, образованием и работой, мечты нет.

И снова о доброте: Виктор Анатольевич говорит, что отказали им почти во всех больницах, когда обращались с просьбой обследовать людей из приюта, элементарно сделать флюорографию. Но есть одна поликлиника, где не отказали.

— Восьмая поликлиника — низкий поклон тамошним врачам, они нам помогают с обследованием совершенно бесплатно. И БСПМ — помните, Саша рассказывал, что месяц там жил? Хорошие у нас в городе врачи, часто к нам людей направляют. Некоторых я подбираю на улице. Хочу, чтобы у каждого даже своя тумбочка была, а не одна лежанка. Человек привыкает к плохой жизни и быстро с ней смиряется. Но он и к хорошей жизни тоже привыкнет. И захочет дальше жить хорошо.


http://v-kurier.ru/obwestvo/dobrye-lyudi-v-voronezhe-otkrylsya-vtoroj-chastnyj-priyut-dlya-bezdomnyh/


19.12.2014